Почему Токаев отвечает за всё происходящее в Казахстане?

Информационные ленты заполняются сообщениями о действиях вице-премьера Каната Бозумбаева: он отдает указания, распоряжается о помощи, а члены комиссии предоставляют отчеты… Реакция государственной машины на подобные экстраординарные случаи традиционно активирована, и чиновники сообщают, что «ситуация находится под особым контролем». Примечательно, что на сайте премьер-министра информация о создании комиссии завершается фразой: «Работа комиссии находится под особым контролем», что подразумевает высший уровень внимания, исходящий от президента.

Когда-то, в начале своего президентства, Касым-Жомарт Токаев также брал на себя ответственность за различные «нештатные ситуации», начиная от проблем с канализацией в пятиэтажке и заканчивая межнациональными конфликтами. Тогда эксперты отмечали его быструю реакцию, что давало сигнал о том, что «слышащее государство» всегда готово поддержать своих граждан.
Это создало эффект привыкания в обществе: если на нижнем и среднем уровнях что-то идет не так, то «волшебник из Акорды» всегда придет на помощь, и все наладится. Несмотря на то, что как сам Токаев, так и его предшественник предприняли шаги для автономной работы государственных институтов, этот механизм зачастую активируется лишь при прямом указании президента.

В случае трагедии в Алгабасе это проявилось согласно алгоритму, описанному одним из экс-акимов Алматы: «нам сам бог велел, а президент поручил». В нашей стране действительно все сводится к президентским указаниям, хотя по идее ситуация должна быть обратной.

Как это должно работать? Рассмотрим на примере трагедии в Алгабасе. Сначала следовало бы создать комиссию на уровне районного акимата, выделить средства для помощи выжившим и достойного похоронного процесса. Затем нужно было бы обратиться за поддержкой к областным и республиканским резервам и только после этого отчитываться на высшем уровне о проделанной работе. Так функционирует система власти в большинстве стран: местные органы самоуправления занимаются непосредственными делами, а центральная власть вмешивается только при необходимости. В Алгабасе эту работу могли бы координировать депутаты местного маслихата.

Однако у нас требуется, чтобы сигнал исходил с самого верха, и именно президент становится связующим звеном для всей сложной структуры исполнительной власти, без которого она оказывается не более чем красивым образцом.

Почему так происходит? После всех изменений в законодательстве в стране отсутствует полноценная система местного самоуправления, и даже закон, принятый в 2001 году, фактически не дает полномочий заниматься самоуправлением местным маслихатам, которые не избираются, а назначаются под контролем районных акимов. И эти акимы, в свою очередь, ожидают указаний из центра, что замыкает круг на президенте.

Соблюдение законов на местах также зависит исключительно от инициативы президента. Например, недавний случай с пьяным вождением судьи потребовал вмешательства общественности, чтобы президент дал указание генпрокурору. Похожая ситуация возникла с пикетом матерей солдат-срочников. Недавно мать погибшей выпускницы КИМЭП обратилась к президенту за помощью в продвижении расследования, хотя полиция уверяла, что дело под контролем. Таким образом, президент фактически становится надзором за действиями местных властей.

Выходит, президент заменяет собой акимов и местные органы власти, что создает парадоксальную ситуацию, когда все решения принимаются только по его указанию. Это, конечно, впечатляет, но с точки зрения управления имеет свои недостатки.

Отсутствие инициативы со стороны властных институтов, несмотря на наличие всех необходимых полномочий, является следствием этого почти «божественного» влияния президента в суперпрезидентской республике, доставшейся ему «по наследству». Это приводит к искаженной системе управления: если президент не поручил, значит, и не было разрешения. Сможет ли второй президент Казахстана изменить эту систему, которая была установлена первым?